Н. Г. Юрина (г. Саранск) Жанр пародии в поэзии В. С. Соловьева Шуточная поэзия В. С. Соловьёва, в отличие от его «серьёзной» лирики, исследована на сегодняшний день гораздо слабее, несмотря на то, что без названной части наследия представление о границах лирического творчества этой знаковой для русской литературы фигуры конца Х I Х столетия будет неполным. Современники Соловьёва оценивали её весьма противоречиво. Так, В. В. Розанов писал, что в «гримасничающих стихотворениях» и пародиях Соловьёва умаляются «и поэзия, и личность» [7, с. 624]. Л. М. Лопатин, напротив, считал, что в юмористических стихотворениях Соловьёв достигал истинного совершенства: «немногим писателям удавалось так забавно играть контрастами, так непринуждённо соединять торжественное с заурядным, так незаметно переходить от искренних движений лирического подъёма к их карикатурному преувеличению, с таким драматическим пафосом громоздить наивные несообразно...
Уважаемая Куралай Бибиталыевна, я так поняла, что эпиграф в "Повестях Белкина" по Вашей концепции задает полемический тон основному тексту. Это, по Вашим наблюдениям, основная или периферийная функция эпиграфа у Пушкина? Мальцева Татьяна Владимировна
ОтветитьУдалитьУважаемая Татьяна Владимировна, спасибо за уточняющий вопрос. Действительно, осознанная нами необходимость установления исходной коммуникативной ситуации эпиграфа, уровни и формы связи его с основным текстом дают возможность рассматривать его роль как делегирующую. Вероятно, считать главной или второстепенной роль эпиграфа несколько категорично. Понятно, что реакция основного текста на эпиграф – полемика ли, пародия ли – всегда поддержка диалога автора основного текста с автором эпиграфа. Позднее в рамках магистерской диссертации, после данного доклада, мы проанализировали случаи мистификация, когда Пушкин от имени Княжнина, Сумарокова сочинял эпиграфы в «Капитанской дочке», имитировал народные песни, и это так же подтверждает, если не приоритетную, но тем не мене значимую для инструмента диалога и определения авторской позиции в основном тексте роль эпиграфа.
УдалитьСпасибо за исчерпывающий ответ! Мальцева Т.В.
УдалитьУважаемая Куралай Бибиталыевна! Спасибо за интересный доклад, за стремление по-новому связать эпиграф как "затекстовый" элемент с авторским отношением к изображаемому. Это весьма перспективное направление изучения эпиграфа не только в неориторике, но и в русле лингвокультурологии. В связи с этим и мой вопрос. Как разграничить современную трактовку смысла эпиграфа от той, которой наделялась фраза во времена Пушкина? Так, мне кажется, ироничный смысл фразы "Во всех ты, душенька, нарядах хороша" - это современное прочтение с долей шутки. Во времена Пушкина, скорее всего, слова выражали восхищение, восторг от естественной красоты (не случайно в таком значении мы находим это выражение и у П.А. Вяземского, когда он говорит о Венеции). Затем были шутливые стихи В. Курочкина, рассказ А.Чехова "Душечка", что и послужило основой формирования иронии. Тогда можно ли "тип нарративной детерминации", представленной в эпиграфе (в этом Вы совершенно правы, т.к. эпиграф предвосхищает сюжет с переодеванием), сближать с коррелятами "доверие/недоверие"??? Спасибо! Мещерякова Ольга Александровна
ОтветитьУдалитьУважаемая Ольга Александровна, спасибо за высокую оценку доклада и интерес к нашей работе. По поводу Вашего вопроса: «Как разграничить современную трактовку смысла эпиграфа от той, которой наделялась фраза во времена Пушкина? Так, мне кажется, ироничный смысл фразы "Во всех ты, душенька, нарядах хороша" - это современное прочтение с долей шутки. …Тогда можно ли "тип нарративной детерминации", представленной в эпиграфе (в этом Вы совершенно правы, т.к. эпиграф предвосхищает сюжет с переодеванием), сближать с коррелятами "доверие/недоверие"???
Удалить– В полной версии доклада содержится ответ на Ваш вопрос. С Вашего позволения, приведу их тезисно. Во-первых, в поэме Богдановича, шутливой в жанровом отношении, уже есть «заявка» на иронию. Например, назидательная реплика Зевса о мнимой и подлинной красоте, приемы карикатуры, нарочито просторечного стиля и имитации под бытовую речь, образ манерной, пустой, капризной «щеголихи», фривольные сценки, сочиненные Богдановичем; признание Пушкина в главе III, строфе XXIX «Евгения Онегина»: Мне галлицизмы будут милы, // Как прошлой юности грехи, // Как Богдановича стихи, оценка Н. Карамзиным поэмы «Душенька» и выявленные в «Барышне-крестьянке» маскарад, карнавал, веселая комедия и водевиль с переодеванием, идиллия как признаки литературизации сюжета и пародирования обусловили игровую природу пушкинской повести. Качающая головой наподобие глиняных котов Лиза, румяные щеки Алексея, с удовольствием играющего с крепостными девками в салки, «иностранное» прозвище его пса и обращение к нему: tout beau, Sbogar, ici... , англомания Муромского в уездной губернской России ‒ все это, по мнению Пушкина, было «вредным» влиянием на русскую жизнь (писал в заметке «О французской словесности»).
Спасибо. Очень интересные наблюдения. Очень хорошо, что Вы не ограничиваетесь контекстом, а выходите на тот "диалог" авторов и культуры в целом, о котором говорил Бахтин и который до сих пор не всегда доказывается исследователями, хотя, конечно, осознается...
УдалитьВ целом Ваш доклад дает хороший толчок и хороший материал к новым исследованиям роли прецедентного текста в тексте. Так что еще раз спасибо!