П. В. Пороль. Рецепция образа Китая в цикле стихотворений Н.Гумилева «Фарфоровый павильон»

П. В. Пороль

                                                                                                                          (Москва)

Рецепция образа Китая в цикле стихотворений Н.Гумилева «Фарфоровый павильон»   *

        «Одной из вдохновляющих поэзии Гумилева идей было желание установить связь времен, панорамировать человеческую историю и географию, где – и Восток, и Запад, и прошлое, и будущее» [3, I, с. 8]. Н. Скатов писал, что «поздние стихи Гумилева, мучившегося в пору мучительного рождения нового мира ощущением рождения нового, «шестого» человеческого чувства, которое помогло бы стихи – фрагменты античного, средневекового, восточного, китайского, русского мира – сложить в грандиозную картину бытия и осмыслить связь времен и пространств» [3, II, с. 8]. Сложился цикл стихотворений «Фарфоровый павильон». Это была еще одна возможность уйти в другую реальность: сказочную, бестревожную. «Фарфоровый павильон» был создан в июле 1918 года, в один из непростых периодов жизни поэта: он возвращается в Россию через Норвегию, попадает в послереволюционный голодный Петроград, в котором уже не было ни «Цеха поэтов», ни «Гиперборея», осложняются отношения внутри семьи поэта. Но через некоторое время создается новый «Цех поэтов», возобновляется работа издательства «Гиперборей», пишутся новые тексты.

       Известно, что «Фарфоровый павильон» воспринимается критикой (В. Г. Шершеневич и др.), чаще всего, как оригинальный [4, с. 692], о чем свидетельствует тот факт, что стихотворения «Фарфорового павильона» переведены на несколько иностранных языков, в том числе на китайский (1).        

        Несмотря на обращение Н. Гумилева к отдельным стихотворениям известных поэтов Китая, «Фарфоровый павильон» не стал циклом переводов. Это мнение критики основывается отчасти еще и на том, что при переводе китайских поэтов Н. Гумилев пользовался сборниками Ж. Готье, о чем свидетельствовал сам. Известно также, что цикл в большинстве своем был написан в Париже.

            Обратимся к первому стихотворению, одноименному названию цикла.

             

            Среди искусственного озера

             Поднялся павильон фарфоровый,

             Тигриною спиною выгнутый,

             Мост яшмовый к нему ведет. 

             И в этом павильоне несколько

            Друзей, одетых в платья светлые,

            Из чаш, расписанных драконами,

             Пьют подогретое вино.

             То разговаривают весело,

             А то стихи свои записывают,

             Заламывая шляпы желтые,

             Засучивая рукава.

            И ясно видно в чистом озере –

            Мост вогнутый, как месяц яшмовый,

            И несколько друзей за чашами,

            Повернутых вниз головой.

                                                     («Фарфоровый павильон») [4, с. 478].

        В примечаниях М. Д. Эльзона указано, что стихотворение «Фарфоровый павильон» – «перевод стихотворения Ли Бо» [4, с. 693]. В современном литературоведении установлено, с какого именно стихотворения Ли Бо был сделан перевод. Е. Г. Солнцева в статье «Китайские мотивы в "Фарфоровом павильоне" Н. С. Гумилева» указывает в качестве оригинала стихотворение Ли Бо «Пируя в павильоне семейства Тао» (宴陶家亭子 Yàn táo jiā tíngzi) [7, с. 75]. 

Действительно, из 26 выявленных нами стихотворений Ли Бо, где так или иначе варьируется тема павильона, стихотворение «Торжественный обед в павильоне семейства Тао» (宴陶家亭子 Yàn táo jiā tíngzi) мог быть первоисточником.

        Приведем список слов стихотворения, которые связаны в тексте с темой Китая: искусственное озеро, павильон фарфоровый, мост яшмовый, чаши, расписанные драконами, подогретое вино.

        Образ яшмы, упоминаемый в стихотворении Н. Гумилева «Фарфоровый павильон» – один из частотных в китайской поэзии. Яшма встречается также в стихотворении Н. Гумилева «Счастье»:

                     Из красного дерева лодка моя,

                     И флейта моя из яшмы.

                                               («Счастье») [4, с. 481].

       Действительно, в китайской поэзии яшма и нефрит – необходимые детали вещного эстетического мира. Однако в поэзии Ли Бо частотен образ «玉笛» (yu di) – флейты, сделанной из нефрита.

        Удивительна палитра стихотворения Н. Гумилева «Фарфоровый павильон» с преобладающим в ней желтым, «китайским» цветом: «тигриная спина», «мост яшмовый» (эпитет), «подогретое вино» (цвет рисового вина – бледно-желтый), «шляпы желтые», «месяц яшмовый», «платья светлые» при свете луны также вероятно имели бледно-желтый оттенок.

   Китай часто воспринимался Н. Гумилевым как что-то искусственное, маскарадное, игрушечное:

                 И вот мне приснилось, что сердце мое не болит,

                 Оно – колокольчик фарфоровый в желтом Китае

                 На пагоде пестрой… висит и приветно звенит,

                 В эмалевом небе дразня журавлиные стаи.

                                       («Я верил, я думал…», 1911) [3, II, с. 92].

         В стихотворении «Фарфоровый павильон» возникает образ «искусственного озера»:

                  Среди искусственного озера

                  Поднялся павильон фарфоровый,

                  Тигриною спиною выгнутый,

                  Мост яшмовый к нему ведет. 

       Сознательно ориентирован на Китай в цикле стихотворений Н. Гумилева образ дракона.  Образ дракона в цикле «Фарфоровый павильон» Н. Гумилева встречается трижды. В стихотворении, одноименном циклу, он присутствует как бытовая деталь:

                  И в этом павильоне несколько

                  Друзей, одетых в платья светлые,

                  Из чаш, расписанных драконами,

                  Пьют подогретое вино.

                                         («Фарфоровый павильон») [4, с. 478].

         Образ «подогретого вина» перекликается с образом «горячего вина» в другом стихотворении цикла Н. Гумилева «Луна на море». В Китае с древних времен этот напиток изготавливается из зерен риса или пшеницы и перед употреблением разогревается до 50 градусов.

            «Чаши, расписанные драконами», возможно, одна из особенностей быта, окружавшего поэта. По словам Л. А. Волынской, у Энгельгардтов хранились отдельные вещи, имевшие отношение к Н. Гумилеву: «китайский сервиз, который привез отец поэта из плавания (в конце концов, от него осталась одна чашка)» [5, с. 389].

        Образ дракона для лирического героя в стихотворении Н. Гумилева «Странник» – символ родины, Китая:

                      Лишь услыша флейту осени,

                      Переливчатый звон цикад,

                      Лишь увидя в небе облако,

                      Распластавшееся как дракон,

                      Ты поймешь всю бесконечную

                      Скорбь, доставшуюся тебе,

                      И умчишься мыслью к родине,

                      Заслоняя рукой глаза.

                                           («Странник») [4, с. 482].

            Поэт показывает восприятие лирическим героем-китайцем окружающей его действительности: он тоскует по родине так сильно, что даже облако видится ему драконом.

     В следующем стихотворении цикла «Фарфоровый павильон» вновь встречается образ «поэта-дракона»:

                       Во взоры поэтов, забывших про женщин,

                       Отрадно смотреться луне,

                       Как в полные блеска чешуи драконов,

                       Священных поэтов морей.

                                            («Поэт») [4, с. 482–483].

          Последние две строки стихотворения Н. Гумилева «Поэт» достаточно сложны для интерпретации. Дракон в Китае действительно считался «хозяином водной стихии» (по выражению В. В. Иванова), хранителем воды. Один из способов Н. Гумилева раскрытия образа дракона – описание его чешуи – связан с древней традицией в Китае изображать на одеждах (халате) императора драконовую чешую (龙鳞long lin). Известно стихотворение Ду Фу (杜甫) «Восемь стансов об осени» (秋兴八首 qiuxing ba shou), где есть такие строки: «Ты видишь: ворота дворца Пэнлай / К югу обращены. // Росу собирает столб золотой / Немыслимой вышины. // Ты видишь: вдали, на Яшмовый пруд, / Нисходит богиня фей – // И фиолетовой дымки мираж / Становится все бледней. // Тогда раздвигаются облака – / И вот пред тобой возник // За блеском драконовой чешуи / Сияющий царский лик» (перевод А. Гитовича) (2). Чешуя дракона – атрибут самого императора.

           В древние времена в Китае никто не смел указать императору на его ошибку, но некоторые справедливые министры все-таки решались заявить императору, что он не прав. Такое поведение называлось «идти против чешуи дракона» (逆龙鳞 ni long lin). В русском языке семантически близкое выражение «против шерсти» – означает «делать что-то против желания человека». В Китае дракон (змей) является символом императора – все императоры Китая считали себя драконами.

              Таким образом, строки стихотворения Н. Гумилева «Как в полные блеска чешуи драконов, / Священных поэтов морей» («Поэт») [4, с. 483] имеют глубокий китайский подтекст: поэт – император, поэт – «Властитель вселенной», и в контексте им созданной атмосферы Китая, поэт – дракон.

              Второе стихотворение цикла – «Луна на море»:

                       Луна уже покинула утесы,

                       Прозрачным море золотом полно,

                       И пьют друзья на лодке остроносой,

                       Не торопясь, горячее вино.

                      Смотря, как тучи легкие проходят

                      Сквозь лунный столб, что в море отражен,

                      Одни из них мечтательно находят,

                      Что это поезд богдыханских жен;

                      Другие верят – это к рощам рая

                      Уходят тени набожных людей;

                      А третьи с ними спорят, утверждая,

                      Что это караваны лебедей.

                                                   («Луна на море») [4, с. 478–479].

       Известно, что в период создания «Фарфорового павильона» Н. Гумилев начал поэму для детей под названием «В Китае» (другое заглавие поэмы – «Два сна. Китайская поэма»). По сюжету поэмы Тен-Вей читает гостю-послу из Тонкина стихотворение – «Луна на море». Вероятно, это стихотворение «Луна на море» было особенно значимым для поэта, поэтому и в цикле «Фарфоровый павильон» оно размещено вторым, и в начатой поэме «В Китае» упоминается именно оно.

        Со стихотворении Н. Гумилева «Луна на море» связан пласт реалистических черт традиционной культуры Китая: лодка остроносая, горячее вино, лунный столб, богдыханские жены.

      Конкретизация вещного мира, свойственная китайскому мировосприятию встретилась с «вещным миром» акмеизма Н. Гумилева: возникла метафора «прозрачным море золотом полно». В интервью Бечхоферу Н. Гумилев говорил: «Новая поэзия ищет простоты, ясности и точности выражения. Любопытно, что все эти тенденции невольно напоминают нам лучшие произведения китайских писателей, и интерес к последним явно растет в Англии, Франции и России» [5, с. 305].

         «Остроносая лодка» – в древнем Китае вид лодки, которая называется 扁舟, древние говорили 一叶扁舟, иероглиф 叶 выступает здесь как счетное слово перед существительным «лодка», 叶 переводится также как «лист», поэтому строка стихотворения, сохранившегося в рукописи, о котором мы говорим далее в статье, возможно неслучайна: «Сон спокоен, лодка-лист легка». Можно предположить, что поэту было известно значение иероглифа 叶, либо он рассматривал картину китайского художника с изображением лодки, действительно напоминающей плывущий по воде лист. Интересное описание китайского судна встречается в работах замечательного востоковеда В. А. Вельгуса. Несмотря на то, что ученый описывает китайское мореходство X–XV вв., обратим внимание на общее описание формы судна: «Китайская мореходная джонка, своеобразная по внешней форме (в плане напоминает вытянутый треугольник (курсив  наш. – П. В.), что связано с транцевым образованием корпуса судна) и по конструкции, как известно, отличается от судов, встречающихся вне пределов территориальных вод Китая и побережья Тонкинского залива» [2, с. 26].

           «Богдыхан» – именование китайского императора, часто встречающееся в русской литературе XX столетия (К. Бальмонт, В. Хлебников, Ф. Сологуб, Б. Пильняк).

             Образ поэта-скитальца – один из самых распространенных в китайской поэзии передан в третьем стихотворении цикла «Фарфоровый павильон» «Сердце радостно, сердце крылато…»:

                     Сердце радостно, сердце крылато.

                     В легкой маленькой лодке моей

                     Я скитаюсь по воле зыбей

                     От восхода весь день до заката

                     И люблю отражения гор

                     На поверхности чистых озер.

                     Прежде тысячи были печалей,

                     Сердце билось как загнанный зверь,

                     И хотелось неведомых далей

                     И хотелось еще… но теперь

                     Я люблю отражения гор

                      На поверхности чистых озер.

                                («Сердце радостно, сердце крылато…») [4, с. 479].

         Выражение «тысячи печалей» сознательно ориентировано на «Китай». В китайском языке есть иероглиф 万 (wàn) – «десятки тысяч», «бесчисленный». Известна также идиома 千辛万苦 (qiānxīn wànkǔ), которая переводится как «тысячи невзгод и лишений». Древний китайский поэт всегда стремился к уединению, отрешенности от мира внешнего.

         Реалистические черты традиционной культуры Китая присутствуют и в других стихотворениях «Фарфорового павильона». Обратимся к пятому стихотворению цикла «Фарфоровый павильон» – «Дорога»:

                      Я видел пред собой дорогу

                      В тени раскидистых дубов,

                      Такую милую дорогу

                      Вдоль изгороди из цветов.

                       Смотрел я в тягостной тревоге,

                       Как плыл по ней вечерний дым,

                       И каждый камень на дороге

                       Казался близким и родным.

                       Но для чего идти мне ею?

                       Она меня не приведет

                       Туда, где я дышать не смею,

                       Где милая моя живет.

                        Когда она родилась, ноги

                        В железо заковали ей,

                        И стали чужды ей дороги

                        В тени склонившихся ветвей.

                        Когда она родилась, сердце

                        В железо заковали ей,

                        И та, которую люблю я,

                        Не будет никогда моей.

                                                             («Дорога») [4, с. 480–481].

          В стихотворении «Дорога» пронзителен образ «милой», которой «когда она родилась, ноги в железо заковали». Выражение «ноги в железо заковали» восходит к исторической реалии бинтования ног (裹脚 guǒjiǎo) девочек в древнем Китае. Однако, само стихотворение пронизано именно русским, не китайским духом: «раскидистые дубы», «изгородь» и т.д. В. В. Бронгулеев свидетельствует, что прообразом героини в стихотворении «Дорога» стала Мария Кузьмина-Караваева, двоюродная племянница поэта: «По мнению     А. А. Гумилевой, именно Машу поэт имел ввиду в стихотворении "Дорога", вошедшем много позже в сборник "Фарфоровый павильон", хотя речь в нем шла не о русской, а о китайской девушке» [1, с. 211–212]. Н. Гумилева связывало с Марией очень чистое и светлое чувство. А. А. Гумилева писала: «Помню, Маша всегда была одета с большим вкусом в нежно-лиловые платья. Она любила этот цвет, который ей был к лицу. Меня всегда умиляло, как трогательно Коля оберегал Машу. Она была слаба легкими, и, когда мы ехали к соседям или кататься, поэт всегда просил, чтобы их коляска шла впереди, “чтобы Машеньке не дышать пылью”. Не раз я видела Колю сидящим у спальни Маши, когда она днем отдыхала. Он ждал ее выхода с книгой все на той же странице, и взгляд его был устремлен на дверь. Как-то раз Маша ему откровенно сказала, что не вправе кого-либо полюбить и связать, так как она давно больна и чувствует, что ей недолго осталось жить. Это тяжело подействовало на поэта» [1, с. 211]. Это было в 1911 году, в конце которого Н. Гумилев проводил Марию Кузьмину-Караваеву в Италию, куда она уезжала на лечение. Поэт ждал письма, однако вместо него получил известие о смерти Марии.

        В шестом стихотворении цикла «Фарфоровый павильон» – «Три жены мандарина» поэт обращается к еще одной исторической реальности Китая: к очень дорогому древнему китайскому блюду и лекарству – «ласточкины гнезда» (3) как символу благополучия семьи:

                    Есть еще вино в глубокой чашке,

                    И на блюде ласточкины гнезда,

                    От начала мира уважает

                    Мандарин законную супругу.

                                                       («Три жены мандарина») [4, с. 480] 

       Немаловажное место в цикле Н. Гумилева «Фарфоровый павильон» занимают образы китайской мифологии. В стихотворении «Соединение» – космогонические представления древних китайцев о божественном зачатии:

                     Луна восходит на ночное небо

                     И, светлая, покоится влюбленно.

                     По озеру вечерний ветер бродит,

                     Целуя осчастливленную воду.

                                                          («Соединение») [4, с. 481].

          Мифы о браке Неба и Земли известны у многих племен и народов еще доклассового общества. В китайской мифологии есть такая версия происхождения Вселенной: «мир возник из хуань-дуня, т.е. хаоса, который распался на цянь чунь ян (отец чистейшее небо) и кунь чунь инь (мать чистейшую землю). Ян – небо согревает Инь – землю своей теплотой, оплодотворяет ее дождем как своим семенем. Вода и огонь, ветер и гром, горы и озера – Цэнь-кунь-люцзы «шестеро детей неба и земли»» [8, с. 38–39].

             В стихотворении «Поэт» встречается образ «Луны – прекрасной богини»:

                         И я никогда о певице не думал,

                         Луну в облаках полюбив.

                        Не вовсе чужой я прекрасной богине:

                        Ответный я чувствую взгляд.

                                                               («Поэт») [4, с. 482].

         Образ богини-Луны в китайской мифологии известен – это фея луны Чанъэ (Cháng’é). В китайской поэзии частотен образ Луны-возлюбленной.

        В свете всего сказанного, можно утверждать, что рецепция образа Китая в стихотворениях цикла имеет следующую семантическую наполняемость:

–  обращение поэта к реалистическим чертам традиционной культуры Китая («чаши, расписанные драконами», «подогретое вино», «богдыхан», «остроносая лодка», историческая реалия бинтования ног);

– детали, иллюстрирующие восприятие Китая в мировоззрении поэта («искусственное озеро», «фарфоровый павильон», «яшмовый мост», «чаши, расписанные драконами», «остроносая лодка»);

– палитра «желтого Китая» в рецепции автора («тигриная спина», «мост яшмовый», «подогретое вино», «желтые шляпы», «яшмовый месяц», «светлые платья»);

– использование мифопоэтических образов и обращение поэта к мифологии Китая (Дракон, Прекрасная богиня (Луна), космогонические представления о божественном зачатии);

– словоупотребление, сознательно ориентированное на «Китай» («тысячи печалей»).

       Иными словами, образ Китая в цикле стихотворений Н. Гумилева «Фарфоровый павильон» возник не случайно, но сложился как результат долгого осмысления поэтом китайской культуры. Рецепция Китая в цикле стихотворений Н. Гумилева «Фарфоровый павильон» представляет собой сложный синтез реалистических и мифологических особенностей этой страны.

Примечания

(1) Чжэншуо Чжан (政硕张 (Zhèng shuò zhāng) «瓷亭» (Cí tíng))

(2) В оригинале эти строки звучат так: 云移雉尾开宫扇，日绕龙鳞识圣颜 (Yun yi zhi wei kai gong shan, ri rao long lin shi sheng yan) Движется как облако и открывается хвост фазана – опахало, / Солнце обхватывает кольцом лицо сына неба (императора) в чешуях дракона.

(3) «Ласточкины гнезда» (燕窝 yànwō) – гнезда ласточек, употребляются в пищу китайцами со времен династии Тан. Китайцы считают, что лучшие гнезда ласточек – это гнезда стрижа белопоясного (лат. Cypselus pacificus) и саланганы (лат. Collocalia), в чьей слюне содержится много полезных веществ. Известно также такое китайское блюдо как «Суп из ласточкиных гнезд» (燕窝汤 yànwōtāng). 

Список литературы

1.  Бронгулеев В. В. Посредине странствия земного: Документальная повесть о жизни и творчестве Николая Гумилева: Годы 1886–1913. М.: Мысль. 1995. 351 с.

2.  Вельгус В. А. Средневековый Китай (Исследования и материалы по истории, внешним связям, литературе). М.: Наука; Главная редакция восточной литературы. 1987. 202 с.

3.     Гумилев Н. С. Полное собрание сочинений в 10 т. М.: Воскресенье. 2001.

4.     Гумилев Н. С. Стихотворения и поэмы. СПб.: Академический проект, 2000. 736 с.

5.     Гумилев Н. Исследования и материалы. Библиография. СПБ.: Наука, 1994. 678 с.

6.     Солнцева Е. Г. Китайские мотивы в «Фарфоровом павильоне» Н. С. Гумилева // Вестник РУДН. Серия Литературоведение. Журналистика. 2013. №4. С. 72–79.

7.     Шахнович М. И. Мифы о сотворении мира. М.: Знание, 1968. 60 с.

---

* Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 19-312-90016. The reported study was funded by RFBR, project number 19-312-90016.