Д. Вальчак. Литературный ответ «злым» образам. Иконоборчество как борьба с кощунством в романе Д. С. Мережковского «Александр I»

Д. Вальчак

(Варшава, Польша)

Литературный ответ «злым» образам. Иконоборчество как борьба с кощунством в романе Д. С. Мережковского «Александр I»

Обычно термин «иконоборец» вызывает ассоциации если уж не с противником религии вообще, то, по крайней мере, с противником религиозного искусства как такового или хотя бы некоторых его разновидностей. Но стоит помнить, что существует целая группа иконоборцев, которые уничтожали иконы отнюдь не из ненависти к религии, а, наоборот, из-за очень сильной веры. И речь идет не только об исламских экстремистах или о представителях некоторых протестантских движений эпохи реформации. Случаи религиозно мотивированной агрессии по отношению к иконам случались и в православной среде. «Жертвами» таких атак становились изображения, которые по разным причинам считались неправильными, грешными, противоречащими религиозным догматам или художественным традициям. Самый известный пример такого поведения найдем в житии блаженного Василия Московского (1462/9 – 1557?). Согласно сказанию, юродивый Василий камнем разбил находящийся на Варваринских воротах образ Божьей Матери, с давних пор считавшийся в народе чудотворным. Когда на блаженного набросились паломники, тот велел им соскрести с иконы верхний слой краски. Оказалось, что прямо под образом Богоматери скрывалось изображение диавола, которому бессознательно поклонялись благочестивые богомольцы, считая, что поклоняются самой Деве Марии [3, c. 101]. В данной ситуации Василий Блаженный спас несчастных от, пусть и невольного, но все-таки преклонения перед самим сатаной.

Если уничтожение богородичной иконы Василием Московским является событием чисто легендарным, хотя и нашедшим широкое отражение в русской культуре, были и другие, уже сугубо исторические, примеры религиозно мотивированного иконоборчества. В 1654 г., во время торжественного пасхального богослужения в Успенском Соборе Московского Кремля, патриарх Никон публично разбил об церковный пол несколько икон, утверждая, что были плохо написаны, то есть выдержаны в слишком западном стиле [4, c. 12]. Нужно добавить, что этот публичный иконоборческий акт, хотя и имеющий глубокие религиозные причины, произвел такое сильное возмущение среди большей части верующих, что они признали Никона антихристом. «Антихристом» публично признавали также и царя-реформатора Петра I, который был известен своими стараниями ограничить чрезмерный, по его мнению, культ икон и хоть немного его рационализировать [10, с. 69].

Мотив религиозно мотивированного иконоборчества, или, иначе «иконоборчества из-за сильной веры», был творчески использован известным писателем-серебряновечником, Дмитрием Сергеевичем Мережковским (1865–1941). В первой трилогии данного автора «Христос и Антихрист» иконоборцем является царь Петр Первый, боровшийся с иконопочитанием во имя ложно понятых им идей прогресса и просвещения [2]. Во второй своей трилогии, «Царство зверя» («Павел I» , «Александр I», «14 декабря», 1908—1918), Мережковский выводит на сцену иконоборца совершенно другого типа. Во второй части трилогии, историческом романе «Александр I» (1911), посвященной последним месяцам правления Александра Благословенного [5, c. 49], на икону Богородицы набрасывается сам ее автор, художник Капитон Аллилуев. Иконописец считает свое произведение грешным и преступным и потому пытается его уничтожить.

Вымышленный Аллилуев из романа — крепостной человек вполне реального исторического персонажа, Алексея Аракчеева. Граф Алексей Андреевич Аракчеев (1769–1834), известный военный и государственный деятель, имел доверие императора Александра I и для него разрабатывал планы создания полицейского государства, да так рьяно, что фамилия Аракчеева стала нарицательной. «Аракчеевщиной» называли тотальный террор и отрицание каких бы то ни было гражданских свобод. В книге Мережковского Аракчеев – олицетворение жестокости, подлости и разврата, каким он и был, согласно воспоминаниям современников [1]. Сам Мережковский представляет любимого советника Александра I как беса, оборотня, в романе он сравнивается с летучей мышью [7, c. 18]. По словам автора, ходили сплетни, что Капитон был незаконным сыном своего господина. В отличие от его мнимого отца, Мережковский характеризует Аллилуева как человека очень религиозного и богобоязненного. «[Капитон Аллилуев. – Д. В.] был набожен, с детства собирался в монахи» [9, c. 276], – пишет он. Однако, по причуде Аракчеева, молодой Капитон обучался не богословию, а живописи, а потом, по аракчеевскому же повелению, наряду с иконами должен был писать для графа картины порнографического содержания. «Писал одновременно, по заказу Аракчеева, святые иконы в соборе и непристойные картины в одном из павильонов грузинского парка [в аракчеевской усадьбе в Грузино. – Д. В.]» [9, c. 276], – замечает Мережковский. Для набожного Аллилуева, фамилия которого является говорящей и происходит от слова «аллилуя» (из иврита — «восхваляйте Бога»), сложившаяся ситуация стала личной трагедией, так как он, по словам автора, «кощунственные образа считал грехом смертным» [9, c. 276]. Несчастный считал себя грешным и виноватым перед Богом. «Совесть его замучила; начал пить и допился до белой горячки» [9, c. 276], – пишет об этом Мережковский. Отчаяние художника было так глубоко, что он попробовал сам наложить на себя руки, хотя с точки зрения православного христианина самоубийство является смертным грехом. «Хотел утопиться; вытащили, высекли» [9, c. 276], – лаконично резюмирует писатель.

Именно состояние глубочайшего внутреннего конфликта привело Аллилуева к неудачной попытке иконоборчества. Однажды он «в исступлении бросился на икону Божией Матери, написанную им, Капитоном, с лицом Настасьи Минкиной, чтобы изрезать ее ножом; а когда схватили его, объявил, что и живую Настьку зарежет» [9, c. 276]. Настасья Минкина (Шумская) была любовницей Аракчеева и во время его частых отлучек заведовала всем хозяйством в усадьбе графа в Грузино. По воспоминаниям современников, в жестокости по отношению к крестьянам и в развратности Минкина ничем не уступала своему сожителю. В 1825 г. она действительно была убита неизвестными злоумышленниками, а дело об ее убийстве получило известность благодаря довольно пространному упоминанию в книге «Былое и думы» А. И. Герцена.

Изображение развратной Минкиной на иконе как непорочной Девы Марии действительно носило глубоко кощунственный характер. Согласно догматам православия, икона – это не портрет, она должна опираться не на материальный прототип (а уж тем более, не такой, как Настасья Минкина), а на идеальный Божественный первообраз. Икона является объектом поклонения — а как верующие могли бы поклоняться иконе, на которой легко было бы узнать разгульную Минкину? Такая икона могла бы стать причиной искушения и привести не к укреплению веры, а к ее потере, то есть, по сути, произведение Аллилуева было не иконой, а «антииконой», как портрет из одноименного рассказа Н. В. Гоголя [8, c. 172].

Все это хорошо понимал сам Аллилуев. Как автор антииконы, он сам должен был уничтожить кощунственный образ, что, кстати, лишний раз подчеркивает демонический характер изображения – ведь, согласно богословию иконы, у священных изображении нет авторов, так как рукой иконописца во время работы водит сам Бог. Предпринятая Аллилуевым попытка уничтожения иконы имела явно религиозную мотивировку и ее целью была защита веры.

Из истории можно привести несколько случаев уничтожения авторами своих произведений – самым известным уничтожителем был знаменитейший русский писатель XIX века Н. В. Гоголь, вполне осознанно и  хладнокровно уничтоживший второй том «Мертвых душ», который считал идейно неправильным и способным «соблазнить» необразованного читателя. Литературного Капитона Аллилуева можно поставить с ним в один ряд. Художник так же, как писатель, решил защитить потенциальных «адресатов» своего произведения от соблазна.

Вышеописанную небольшую сцену необходимо рассматривать в контексте всего романа. В «Александре I» Мережковский на очень широком историческом фоне исследует предысторию восстания декабристов. Согласно Ю. В. Зобнину, главной для него темой cтало здесь «роковое взаимное личное непонимание, на которое обречены русские общественные и политические деятели, стремящиеся организовать жизнь страны на гуманных, разумных и целесообразных основаниях» [6, c. 412]. Действие романа многократно возвращается назад, чтобы в разных ракурсах показать правление Александра Первого [7, c. 58]. Заговорщики-декабристы описываются автором немного иронически, как люди, совершенно оторванные от жизни и не способные на какие-либо полезные действия. Самодержавная власть характеризуется фактически антихристовой силой, уничтожающей основы общества. Очень важна здесь роль временщика Аракчеева, злого духа царя Александра I. Атака на икону Марии с лицом любовницы графа была, согласно замыслу Мережковского, одновременно и атакой на самого Аракчеева и всю созданную им «сатанинскую» систему аракчеевщины. В идейном плане она является некой префигурацией восстания декабристов, детально описанного автором в третьем томе трилогии – романе «14 декабря». В авторском восприятии восстание было столько же идейно правильным, сколько непродуманным, преждевременным и напрасным. Не случайно иконоборцу Аллилуеву так же, как и потом декабристам, приходится кровью заплатить за свою отчаянную попытку уничтожить зло.

Список литературы

1.           Аракчеев: Свидетельства современников. Ред. Е. Е. Давыдовой. М.: Новое литературное обозрение, 2000. 488 c.

2.           Вальчак Д., Никольский Е. В. Архетип антихриста в трилогии Д. С. Мережковского «Христос и Антихрист» // Art Logos. 2019. № 4 (9). C. 68– 84.

3.           Wodziński C. Święty Idiota: projekt antropologii apofatycznej, Gdańsk: Słowo/Obraz/Terytoria, 2009. 267 s.

4.           Dąb-Kalinowska B. Między Bizancjum a Zachodem. Ikony rosyjskie XVII–XIX wieku. Warszawa: Państwowe Wydawnictwo Naukowe, 1990. 157 s.

5.           Дронова Т. И. Особенности историзма трилогии Мережковского «Царство зверя» // Литературоведческий журнал. 2001. № 15. С. 46–60.

6.           Зобин Ю. В. Дмитрий Мережковский: жизнь и деяния. М.: Молодая гвардия, 2008. 435 c.

7.           Корочкина Е. В. Образы-символы и историософская концепция в трилогиях Д. С. Мережсковского «Христос и Антихрист», «Царство зверя»: автореф. дисс… канд. филол. наук. Ульяновск, 2008. 22 с.

8.           Лепахин В. И. Икона в русской художественной литературе: Икона и иконопочитание, иконопись и иконописцы. М.: Отчий дом, 2002. 735 с.

9.           Мережковский Д. С. Александр I // Д. М. Мережковский. Собрание сочинений в 4 т. М., 1990. Т. 3. C. 91–557.

10.        Тарасов О. Ю. Икона и благочестие. Очерки истории иконного дела в Императорской России М.: Прогресс-Культура, 1995. 498 с.