К основному контенту

А. П. Трушкина. Готическая проза в России: генезис, основные тенденции развития




А. П. Трушкина
(Саранск)
 
Готическая проза в России: генезис, основные тенденции развития


       Готическая литература давно и прочно закрепила свои позиции в рейтинге читательского внимания. Справедливо замечание Т. Уoртoна, который подчеркивает значение готической литературы: «В этих произведениях настолько сильны черты ужасного, таинственного и очаровательного, настолько необычны и сказочны описания, что они в значительной степени помогают пробудить всю мощь воображения, заполнить вашу душу величественными и тревожащими образами, духовное наслаждение от которых можно найти только в поэзии» [5, с. 112]. Мистические сказки и легенды, средневековые описания искушений человека дьяволом, истории о призраках в замках привели к созданию полноценного жанра, цель которого – вызвать чувство страха у читателя, погрузить его в атмосферу беспомощности и одиночества. Возникший в XVIII столетии в Англии готический роман, как известно, переживал периоды развития и упадка, претерпевал трансформации, обогащаясь новыми мотивами и образами. В русской литературе обращение к готике начинается в конце XVIII  века Н. М. Карамзиным в повести «Остров Борнгольм» (1794), на что указывает В. Вацуро [2], проходит длительную историю через тексты Н. Гоголя, А. Погорельского, В. Одоевского, отчасти Ф. Достоевского и продолжает активно развиваться в настоящее время в творчестве М. Артемьевой, А. Ангелова, А. Вильгоцкого, М. Юденич, А. Старобинец и других прозаиков. Современные писатели, следующие готической традиции, сочетают традиционные мотивы готического романа с элементами научной фантастики, фэнтези, детектива, фольклорными образами и мотивами, дополняют и расширяют границы классического канона очевидными приемами жанрового синтеза.
       Однако прежде чем приступить к анализу трансформации жанра готического романа, обозначим его основные признаки, опираясь на исследование М. Б. Ладыгина. Учёный выделяет следующие черты жанра: построение сюжета вокруг тайны; атмосфера ужаса и страха, разворачивающаяся в виде непрерывной серии угроз безопасности главных героев; хронотоп замка; типизированные персонажи – злодей, который является двигателем фабулы, и жертва (в ранних произведениях чаще всего это прекрасная юная девушка); мотивы сна, смерти, убийства [4].
        Рубеж XIXXX веков ознаменован появлением женской готической прозы. И здесь, безусловно, необходимо упомянуть Веру Крыжановскую. Основная тематика её романов – борьба божественных и сатанинских сил, взаимозависимость скрытых сил в человеке и космосе, тайны первородной материи. Реинкарнация сознания и души писательница раскрывает в романах «Заколдованный замок» (1898), «Два сфинкса» (1900), «Маги» (1902), «Гнев Божий» (1909), «Смерть планеты» (1911). Очевидно, что на рубеже веков готическая традиция начинает синтезироваться с жанром фэнтези, писатели всё дальше отходят от традиционных канонов, переосмысливая их и добавляя новаторские элементы.
      В первые десятилетия XX века писатели активно используют в своём творчестве готическую поэтику, итогом этого стал внушительный объём произведений. Причиной обращения к готике, в первую очередь, является кризисное сознание эпохи, ощущение надвигающейся катастрофы.                Л. Н. Толстой в статье «Конец века» делает прогноз о том, что в начале XX века человека будут преследовать упаднические и апокалипсические умонастроения. Потому для прозаиков этого времени воплощение художественно-философских идей с помощью атмосферы страха, инфернального мира явилось отражением, с одной стороны, мировоззрения эпохи, а с другой – одним из способов творческого поиска и самореализации. В этом отношении стоит упомянуть новеллистическое творчество И. А. Бунина. В рассказах («Туман», «Преображение», «Баллада», «Поздний час») присутствует готический колорит, соприкасается реальный мир и сверхъестественный. Писатель адаптирует свои произведения именно под русского читателя, связав готический мотив с православным. В бунинской прозе готическая традиция приобретает новый оттенок. Заметим, что писателя нельзя назвать прямым последователем готики, но, тем не менее, используя некоторые черты традиционного канона, он по-новому осмысливает вполне обыкновенные сюжетные ситуации. Прозаик создаёт собственное представление о готической прозе, насыщая её деталями национального колорита, приводит в равновесие реальный и потусторонний миры.
     Серебряный век породил новый всплеск интереса к таинственному и мистическому. Исследователь С. В. Чвертко выделяет три характерные черты, отличающие готику Серебряного века и дающие начало дальнейшей трансформации готического канона в отечественной литературе.
        Во-первых, прозаики используют приём инверсии, причём переворачивается всё: наука не является двигателем прогресса, она слаба и зависима от материального мира (В. Брюсов, «Студный бог»), технический прогресс становится губительным для человечества (В. Брюсов, «Восстание машин»), меняются местами образы живых и мёртвых. Так мертвецы способны двигаться и вести себя, как живые люди (Ф. Сологуб, «В толпе»; М. Ремизов, «Жертва»). В готических произведениях этого времени переворачивается традиционный образ оборотня, теперь он представлен не человеком, одержимым зверем, а зверем, вынужденным носить человеческий облик. Наиболее показательна в этом отношении новелла Н. Гумилёва «Чёрный Дик», в которой оборотень, наслаждаясь проявлением своей животной натуры, воплощает демонические качества. В творчестве Ф. Сологуба герои нередко носят черты животных и птиц, это также является реализацией мотива оборотничества. Однако одна из особенностей произведений Сологуба – видение мира субъективно, а не объективно, то есть, всё существующее вокруг персонажа – порождение его разума. Так, в новелле «Собака» (1904) главная героиня сама не может понять: то ли она сошла с ума, то ли на самом деле превращалась в собаку.
     Во-вторых, литературу ужасов Серебряного века отличает перверсия –перевёрнутый мир предстает в искаженном виде, реальность абсурдизируется. Теперь мечта персонажа – не счастье, но смерть, которая, по его мнению, является самым ярким моментом в жизни и освобождением от реальности. Также перверсированным становится и один из главных мотивов готической литературы – мотив сна, влияющий на дальнейшую судьбу героя. Примером может послужить роман Ф. Сологуба «Мелкий бес», в котором функциональную роль сновидений выполняют галлюцинации и видения, что соответствует традиции сюрреализма, в контексте которой психика личности, ее подсознание, бессознательное оказывает весьма существенное воздействие на поведение личности, ее поступки и мотивацию.
       В-третьих, в отличие от предшественников, писатели Серебряного века выбирают телесность как одно из главных средств создания атмосферы ужасного в готических произведениях. Одним из первых этот приём использует В. Брюсов в новелле «Теперь, когда я проснулся», подробно описывая пытки и смерть жены главного героя: «Я видел, как она вся вздрогнула, вытянулась, всё ещё не могла крикнуть, но глаза её наполнились слезами боли и отчаянья, и слёзы катились по щекам. А по моей руке, державшей кинжал, потекла липкая и тепловатая кровь. Я стал медленно наносить удары, сорвал одеяло с лежавшей и колол её, обнажённую <…> я воткнул ей кинжал в шею <…> кровь заклокотала, потому что умирающая пыталась дышать…» [1, с. 50].  М. Ремизов ещё «эффектнее» изображает телесность, делая акцент на подробностях разложения: «Старик, дрогнув, присел на корточки, весь осунулся. Всё в нём – нос, рот, уши, всё собралось в жирные складки и поплыло. И плыла липкая кашица, чисто очищая от дряни белые кости. Голый, безглазый череп, такой смешливый, ощериваясь, белый, как сахар, череп стал в луче лампадки» [8, с. 36].  Забегая вперёд, скажем, что такой способ изображения действительности активно использовался в литературе ужасов рубежа XXXXI веков и не теряет своей популярности в настоящее время. Особенности готических новелл Серебряного века касаются, прежде всего, граней разума, искажённой реальности. Тем не менее, таким образом писатели создают атмосферу страха: он возникает от ощущения неизвестности и неуверенности героя в мире, а также от понимания хрупкости реальности и человеческого тела и разума.
       Более того, в начале XX столетия активно развивается научно-фантастическая литература, в которой нередко писатели стремятся создать атмосферу ужаса и страха, особым образом изображая последствия научного прогресса, вводя в сюжет вымышленных существ и конструируя особые миры. Соответственно в русской литературе формируется субжанр готической фантастики. Здесь весьма примечательны произведения В. Брюсова (роман «Огненный ангел», пьеса «Земля», рассказы «В зеркале», «Теперь, когда я проснулся», «Ночное путешествие», «Сёстры», «Менуэт»), З. Гиппиус (рассказ «Вымысел»), Н. Гумилёв (рассказы «Чёрный Дик», «Путешествие в страну эфира»), в которых внимание сосредоточено на фантастических сюжетах и апокалиптических мотивах.
      Заметный след в литературе ужасов оставил и Л. Андреев. Наполненная кошмарами философская притча «Стена» (1901), реалистическая «Бездна» (1901), раскрывающая глубину морального падения человека, антивоенная повесть «Красный смех» (1905), несомненно, относятся к «страшной» сюрреалистической литературе, однако их нельзя причислить к жанру готической прозы. В новеллах «Елеазар» (1906), «Он. Рассказ неизвестного» (1913) Андреев синтезирует библейские и готические мотивы, что позволяет отнести данные произведения к жанру готического рассказа.
      В 1920-е годы, в силу хорошо известных социокультурных причин, наблюдается спад готической волны. Отдельные элементы наблюдаем в неоромантическом творчестве А. Грина, написавшем внушительное количество мистических рассказов: «Крысолов» (1924), восходящий не только к древним немецким средневековым легендам и созданной на их основе народной песне, записанной Ахимом фон Арнимом и Клеменсом Брентано в «Волшебном роге мальчика» (Des Knaben Wunderhorn, 1803), но и к опубликованным в XIX веке балладам И. В. Гете, Й. Эйхендорфа, Г. Гейне, К. Зимрока; «Серый автомобиль» (1925), написанный по мотивам «Песочного человека» Э. А. Т. Гофмана; «Фантаго», «Дикая мельница». «Лужа Бородатой Свиньи» (1912), «Загадка предвиденной смерти», в которых появляется новый для готической новеллистики мотив самовнушения.
        В период господства социалистического реализма «нереалистичные сюжеты» оказываются на периферии писательского и читательского внимания, однако «страшная» проза продолжает существование, о чём свидетельствует, например, рассказ А. Платонова «Мусорный ветер» – жуткая сюрреалистическая история, не случайно включенная впоследствии, кстати, в антологию В. Сорокина «Русский жестокий рассказ». В 1930-40-х гг. в творчестве Д. Хармса и С. Кржижановского появляются новые пугающие образы. Повесть «Старуха» (1939) – прямой потомок «петербургских готических повестей» Н. В. Гоголя и А. С. Пушкина. Главного героя преследует страшная старуха, большая часть произведения проходит в попытках избавиться от неё. Особый интерес представляет своеобразная хоррор-вставка – воспоминания героя о безобразиях, которые творят ожившие покойники. Философская проза Кржижановского, насыщенная многочисленными аллюзиями, содержит элементы мистики и хоррора, которые писатель использует как средство создания гротеска и сатиры (рассказы «Мост через Стикс», «Сбежавшие пальцы»). Отметим, что в повести «Фантом» оживает и приобретает сознание акушерский манекен, имитирующий новорожденного – впервые в русской литературе появляется кукла, приносящая зло. Рассказ «Квадратурин» является новой интерпретацией классического мотива готической литературы – продажа души дьяволу, здесь главный герой получает в дар необычную комнату, которую обязан скрывать ото всех. В 1936 году вышел сборник рассказов «Ведьма» Тэффи, основанный на русских народных суевериях.
     Классик советской литературы В. Иванов известен прежде всего реалистическими произведениями, однако в начале 1950-х гг. им был написан ряд текстов, которые принято включать в условный «фантастический цикл» (повести «Медная лампа», «Агасфер»). Произведения Иванова стали одними из последних, где прослеживается интерес к мистике.
       Политическая и культурная обстановка в России 1970-80-х гг. оказала огромное влияние на жанр готического романа. В первую очередь это послужило толчком к возникновению абсолютно новых направлений, таких как концептуализм, постмодернизм, метафизический реализм и т.д. В это время Ю. Мамлеевым, А. Биргером, В. Точиновым, О. Дивовым, А. Дашковым и другими авторами начинает кардинально переосмысливаться традиционный готический канон.
         Здесь, в первую очередь, необходимо выделить творчество Ю. Мамлеева. Благодаря его концепции метафизического реализма литература ужасов обогащается философской проблематикой и сюрреалистической образностью. Наиболее примечателен в этом контексте мамлеевский роман «Шатуны», повествующий о подмосковном жителе Фёдоре Соннове, который пытается найти душу человека, разрушая её телесную оболочку; герой встречает на своём пути московских метафизиков, проповедующих новую религию «Я», которая должна дать новую веру и желаемое бессмертие. Писатель абсолютно по-новому интерпретирует один из главных маркеров готики – тему смерти, которая пронизывает всё творчество Ю. Мамлеева: достаточно вспомнить рассказы «Смерть рядом с нами», «Живая смерть», «Гроб», «Валюта» и т.п. Прозаик изображает смерть как метафизическую категорию, раскрывающуюся в трёх ипостасях. Первая – смерть как реальная ситуация, показанная в запредельно оголённых моментах (продолжение традиции писателей Серебряного века); вторая – смерть как герой (сказка «Емеля и Смерть»); третья – смерть как акт приобщения к высшему Бытию/Небытию. Мамлеев отходит от привычного понимания смерти, характерного для готического канона, для него это образная доминанта, через которую он указывает на «иную, молчащую реальность» [11, с. 256]. Смерть – способ постижения смысла жизни, ответ на вечные вопросы Бытия.
            Значимое место в литературе ужасов конца XX занимает творчество        Л. Петрушевской. Так, в сборнике «Песни восточных славян» писательница опирается на современную нарративную традицию (как фольклорную, так и литературную), используя мотивы и образы мистической народной прозы (жанр детской страшилки оказывается для писательницы наиболее продуктивным), популярного жанра фэнтези и готических романов. Сама Л. Петрушевская обозначает жанровую специфику входящих в цикл произведений, свои короткие истории она называет случаи: «Случай – это особенный жанр городского фольклора, начинающийся обычно словами: "Вот был случай". Случаи рассказывают в пионерских лагерях, в больницах, в транспорте – там, где у человека есть пока что время» [6, с. 40]. В этом цикле писательница синтезирует особенности фольклорных жанров (например, образ покойника, мотив путешествия на кладбище, эксгумация покойника в рассказах «Случай в Сокольниках» и «Рука», характерный для бывальщины; топос стройки в «Новом районе», популярный в детской несказочной прозе и т.п.) и классического готического канона (мотивы смерти и перехода в инобытие). Сходным образом, заметим, строятся сюжеты и в цикле Л. Петрушевской «В садах других возможностей», весьма примечательны в котором рассказы «Черное пальто», где повествование разворачивается по логике сновидения, «Новые Робинзоны. Хроника конца XX века» следуют эсхатологической проблематике, «Два царства», чьи герои свободно перемещаются в мире реальном и потустороннем.
         Стоит отметить, что возрождается жанр готической фантастики, который активно развивают Т. Толстая, О. Дивов и т.д. Фантастический элемент в готике теперь выступает как непременный атрибут специфического готического хронотопа.
     Отечественная литература начала XXI столетия характеризуется многообразием стилей и приёмов, синтетическим характером большинства произведений, соединяющих в себе элементы различных жанров (антиутопии, научной фантастики, фэнтези, детектива и др.), синтезирующих натуралистические, готические и сюрреалистические тенденции. Жанр готического романа окончательно трансформируется, синтезируясь с иными жанровыми структурами, при этом отметим и весьма примечательную пародию не только на соцреалистический роман, но и на роман готический А. Иванова «Пищеблок» (2019), в которой кровавая история вампиров «вписана» во вполне реалистический антураж будней советского пионерского лагеря «Буревестник». Здесь, как справедливо указывает Г. Юзефович, полагая подобную структуру коммерчески обоснованной: «…вампирская интрига, механически вживленная внутрь ретро-сеттинга, не просто помогает сдвинуть с места застопорившийся сюжет, но еще и прагматично расширяет аудиторию романа за счет людей помоложе, не заставших пионерских лагерей, зато повидавших немало фильмов категории “В”» [13].

Список литературы
1.                  Брюсов В. Я. Повести и рассказы. М.: Сов. Россия, 1988. 336 с.
2.                  Вацуро В. Э. Готический роман в России. М.: Новое литературное обозрение, 2002. 544 с.
3.                  Колыганова Н. А. Готическая традиция в русской литературе XIX – начала XX века: итоги и перспективы изучения // Вестник Мордовского университета. 2011. №1. С. 203–204.
4.                  Ладыгин М. Б. Английский готический роман и проблемы романтизма. М.: Искусство, 1978. 149 с.
5.                  Напцок Б. Р. Английский «готический» роман: к вопросу об истории и поэтике жанра // Вестник Адыгейского государственного университета. Серия 2: Филология и искусствоведение. 2008. № 10. С. 112–117.
6.                  Петренко С. Н. Жанровые модели постфольклора в русской постмодернистской литературе последней четверти XX – начала XXI века: дисс…канд. филол. наук. Волгоград, 2017. 178 с.
7.                  Петрушкова Е. С. Мотив ужаса в прозе Леонида // Вестник Пермского университета. Российская и зарубежная филология. 2012. №3. С. 90–98.
8.                  Ремизов А. М. Жертва // Весы. 1909. №1. С. 42–56.
9.                  Рыбальченко Т. Л. Поэтика готического романа в русской постсоветской прозе // Евроазиатский межкультурный диалог. 2007. С. 128–138.
10.              Сизова К. Готический роман в литературе постмодернизма: традиционное и новаторское // Гуманiтарна освiта у техничких вищих навчальних закладах. 2013. №28. С. 254–269.
11.              Талалаева О. Г. Проза И. А. Бунина и готическая традиция в русской литературе // Вестник Тамбовского университета. Серия: Гуманитарные науки. 2011. №7(99). С. 165–171.
12.              Тамарченко Н. Д. Готическая традиция в русской литературе. М.: РГГУ, 2008. 352 с.
13.              Юзефович Г. Музей позднесоветской эпохи, теперь с вампирами. [Электронный ресурс]. URL: https://meduza.io/feature/2018/11/17/muzey-pozdnesovetskoy-epohi-teper-s-vampirami (Дата обращения: 27.02.2020)          

Комментарии

  1. Спасибо за содержательный, охватывающий два века русской литературы доклад. Как Вы думаете, меняются ли функции "ужасного" в литературе разных эпох? Зависят ли они от концепции бытия, господствующей в определенный исторический и культурный период? Отличается ли готика А.Грина от готики, например, В.Маканина в его "Сюре в пролетарском районе"?
    И еще один вопрос: в ситуации уходящего постмодернизма можно ли говорить о новых традициях готической прозы. или стоит учитывать только игру прежними стилями, традициями, сюжетами? Можно ли говорить об эволюции готической прозы?
    С уважением - Н.Е. Щукина

    ОтветитьУдалить
  2. Наталья Николаевна Вострокнутова05.06.2020, 05:55

    Уважаемая Алёна Петровна, благодарю за доклад. Очень интересно.

    ОтветитьУдалить
  3. Анонимный05.06.2020, 06:16

    Алена Петровна, спасибо за интересный доклад. охватывающий огромный период в развитии отечественной литературы. Скажите, пожалуйста, различаете ли Вы понятия "готический роман (готическая проза)" и "литература ужасов". И еще один вопрос возник при чтении доклада: есть ли специфическая черта у отечественного (русского, российского) варианта "готической прозы", отличающая этот вариант от других национальных вариантов.
    С уважением,
    Вигерина Людмила Ивановна

    ОтветитьУдалить
  4. Спасибо, Алена Петровна, за Ваш весьма интересный доклад!
    Но скажите, пожалуйста, за что Вы записали Сологуба в сюрреалисты? "Мелкий бес", конечно, можно трактовать в предложенном Вами ключе: правда, только при наличии машины времени. Ведь Передонов впервые явил себя читателю в те времена, когда Андре Бретон посещал начальную школу и беды ничтоне предвещало?;)

    ОтветитьУдалить
  5. Перечисленные в докладе основные жанровые признаки готического романа не дают ему шансов на самостоятельную повествовательную форму, только на синтез. Хочу поддержать вопрос Людмилы Ивановны, на ваш взгляд, есть ли у готического романа своя специфическая сторона?

    ОтветитьУдалить

Отправить комментарий

Популярные сообщения из этого блога

Н. Г. Юрина. Жанр пародии в поэзии В. С. Соловьева

Н. Г. Юрина (г. Саранск) Жанр пародии в поэзии В. С. Соловьева        Шуточная поэзия В. С. Соловьёва, в отличие от его «серьёзной» лирики, исследована на сегодняшний день гораздо слабее, несмотря на то, что без названной части наследия представление о границах лирического творчества этой знаковой для русской литературы фигуры конца Х I Х столетия будет неполным. Современники Соловьёва оценивали её весьма противоречиво. Так, В. В. Розанов писал, что в «гримасничающих стихотворениях» и пародиях Соловьёва умаляются «и поэзия, и личность» [7, с. 624]. Л. М. Лопатин, напротив, считал, что в юмористических стихотворениях Соловьёв достигал истинного совершенства: «немногим писателям удавалось так забавно играть контрастами, так непринуждённо соединять торжественное с заурядным, так незаметно переходить от искренних движений лирического подъёма к их карикатурному преувеличению, с таким драматическим пафосом громоздить наивные несообразно...

О. А. Пороль. Идейно-смысловые доминанты в позднем творчестве А. С. Пушкина

О. А. Пороль (г. Оренбург) Идейно-смысловые доминанты в позднем творчестве А. С. Пушкина Известно, что осенью 1826 года произошел крутой перелом в судьбе     А.С.Пушкина, шесть с лишним лет томившегося в политической ссылке.    Д.Д.Благой в своем фундаментальном исследовании «Творческий путь Пушкина» отмечал, что «с этого времени начинается самый тяжелый период жизни русского национального гения – ее последнее десятилетие – и вместе с тем наиболее зрелый, самобытный и плодотворный, чреватый будущим период его творчества» [4, с. 13]. В позднем творчестве А. С. Пушкина лейтмотивом проходит мысль о смысле человеческого бытия. Художественный мир поэта 1826–1830 годов отличает доминирование в них пространственно-временных отношений в контексте библейского дискурса. Цель настоящей статьи – рассмотреть доминантные мотивы, функционирующие в поздних поэтических текстах поэта.   Восходящие к Библии свет, путь, крест, торжество и покой – доминан...

В. А. Будучев. «Капитанская дочка»: репрезентации национальной культуры и гуманистические ценности в историческом романе А. С. Пушкина

В. А. Будучев (Париж, Франция) «Капитанская дочка»: репрезентации национальной культуры и гуманистические ценности в историческом романе А. С. Пушкина Транскультурное конструирование национальных историй по методу Вальтера Скотта Роман Александра Сергеевича Пушкина «Капитанская дочка» вписывается в общеевропейскую литературную традицию. Он подвержен влиянию жанра, создателем которого является Вальтер Скотт. Сам Пушкин отзывался о Вальтере Скотте как о «шотландском чародее», «который увлек за собой целую толпу ‟подражателейˮ, действие которого ‟ощутительно во всех отраслях ему современной словесностиˮ» [2, с. 13]. Как объясняет Виктор Листов, «…где-то в середине двадцатых он задумывался над тем, как написать роман, и даже одному из приятелей предсказывал, что заткнёт за пояс самого Вальтера Скотта» [3]. Таким образом, мы можем наблюдать непосредственное влияние Вальтера Скотта на вышедший в свет в 1836 году исторический роман Пушкина. При этом речь идет не об отдельном ...